В одночасье лишились спокойного сна тысячи комбинаторов, улизнувших из России за границу вместе с наворованными капиталами. Отныне длинные руки отечественного правосудия смогут дотянуться до любого из них – хоть до Минца с Чубайсом.
Так по крайней мере обещано. А как на самом деле?
Десятилетиями хозяева жизни – банкиры, предприниматели и чиновники – действовали по отлаженной схеме: тащили себе в карманы всё, до чего могли дотянуться с высоты своего общественного положения, а затем скрывались за границей вместе с богатствами. Хотя большинство и не думали скрываться, просто отчаливали прочь, убеждённые в собственной безнаказанности – хотя в Россию периодически и выдавали задержанных по ордеру Интерпола, но в мире всё же оставалось немало «тихих гаваней», где можно было укрыться, сославшись на «политическое преследование». Шли годы, беглые расхитители жировали на чужбине, ничуть не опасаясь за своё светлое будущее, и ничто, казалось бы, не могло изменить порочной системы. Но 24 февраля наступил её повсеместный слом. Негласные обязательства обнулены – вокруг иная реальность, в которой Россия перестаёт ждать милостей от партнёров, а начинает жёстко отстаивать свои права. В том числе и доставая из-за границы тех, кто нарушил закон. Невзирая на их сегодняшнее гражданство.
На прошлой неделе Бастрыкин расставил все точки над «ё» в своём интервью «Российской газете», пояснив, что к чему с этим самым экстерриториальным правосудием. Было бы целесообразно, считает глава СКР, если бы российские следователи получили возможность возбуждать уголовные дела при совершении преступлений за пределами России как бывшими и нынешними гражданами нашей страны, так и иностранцами, если совершённые преступления затрагивают «интересы нашего государства либо гражданина». Как подчеркнул Бастрыкин, «вне зависимости от результатов уголовного преследования лица» либо судебного приговора, вынесенного в иностранной юрисдикции. Это позволило бы «обеспечить эффективную защиту интересов России и её граждан от преступных посягательств за пределами Российского государства». «С учётом сложившейся ситуации назрела необходимость оптимизировать эти условия».
«Существующие правовые механизмы в области экстерриториального уголовного преследования лиц, совершающих военные и другие преступления против интересов России за рубежом, – отмечал Бастрыкин в той же «Российской газете», – далеки от совершенства». По сути, у нашей страны слишком коротки руки сделать так, чтобы скрывающийся за границей преступник ответил за содеянное им по закону. Уголовно-процессуальный кодекс регламентирует лишь порядок направления международного запроса о правовой помощи. В то время как практика требует, чтобы российские органы следствия имели возможность проводить следственные действия или даже предварительные расследования за рубежом. Но уже тогда Бастрыкин заговорил не только о следствии как таковом, но и о неотвратимости наказания за преступление: «Кроме того, требует решения вопрос о судебном органе, уполномоченном разрешать подобные уголовные дела». Таких органов не было тогда, нет их и сейчас. Но галочку Бастрыкин поставил – нет, так будут.
Минуло два года, и осенью 2017 года глава СКР вновь заговорил об экстерриториальном правосудии, правда, уже совершенно в ином контексте. Государству не хватает инструментов для успешной борьбы с выводом капиталов за рубеж, указал Бастрыкин, обращаясь к спикеру Госдумы Вячеславу Володину. Действующие правовые механизмы не позволяют привлекать к уголовной ответственности юридические лица, причём как иностранные, так и российские. «Невозможность их экстерриториального преследования создаёт трудности СКР»! Бастрыкин предложил дополнить законодательство нормой об экстерриториальном преследовании банков и других финансовых организаций, которые подозреваются в случаях преднамеренного банкротства, – невозможность накладывать арест на банковские счета в рамках административного права приводит к тому, что контролирующие компанию физические лица успевают вывести средства с её счетов. По мнению главы СКР, юридические лица должны нести уголовную ответственность как за коммерческие преступления (за легализацию доходов, полученных преступным путём, коммерческий подкуп, дачу или получение взятки), так и за политические (за организацию массовых беспорядков, финансирование терроризма, нарушение правил международных полётов, насильственный захват власти, вооружённый мятеж, диверсии и организацию экстремистских сообществ).
Но и пять лет назад инициатива повисла в воздухе. Законодатели разъясняли Бастрыкину, что экстерриториальное правосудие – не наш метод. Иное дело сейчас.
Юридические дискуссии об уместности введения экстерриториального правосудия подобны спорам о том, что первично – курица или яйцо. Одни юристы доказывают, что иначе нипочём не вернуть ни беглых банкиров, ни выведенных за границу активов. Другие же уверяют, что и без экстерриториального правосудия можно обойтись имеющимися инструментами. И приводят примеры. Вот самый свежий: 27 июля из Испании в Россию экстрадирована банкирша Инесса Бранденбург (Сибирский банк реконструкции и развития). Накануне отзыва у банка лицензии Бранденбург с сообщниками вынесли из кассы 560 млн рублей наличными в спортивных сумках и скрылись. В 2018 году банкиршу объявили в розыск. Следственное управление УМВД по Тюменской области все эти годы скрупулёзно собирало доказательства преступления, и когда в сентябре прошлого года Бранденбург задержали в Испании, доказательная база пришлась очень кстати. Изучив её, у испанского правосудия, далеко не всегда выдающего России преступников, не осталось сомнений – и Бранденбург улетела в Москву под присмотром сотрудников Интерпола и ФСИН королевства.
Правда, стоит признать, что случается и по-другому. Сколько ни передавали российские правоохранители доказательств британскому правосудию касательно банкиров Георгия Беджамова (Внешпромбанк), Дмитрия и Алексея Ананьевых (Промсвязьбанк), Алексея Хотина (банк «Югра»), Бориса Минца (банк «Открытие») и других, а воз и ныне там. Правда, британский суд ограничил траты Минца и арестовал немалую часть активов Беджамова (почти на полтора миллиарда фунтов), но о выдаче и речи нет. Стало быть, в экстерриториальном правосудии смысл всё-таки есть? Того же Минца с семейством в России как раз судят – беглеца и его сыновей даже заочно арестовали, хоть и с четвёртой попытки, по обвинению в крупной растрате. Так что и прокуратура, и суды явно не бездействуют. И украденные активы, бывает, удаётся вернуть.
Новости по теме: Радионова плюс Потанин минус Путин. Таймыр загажен, Интернет зачищен!
Описанная выше картина даёт понимание того, чего, собственно, добивается глава СКР, ратуя за экстерриториальное правосудие. Во-первых, возможности разбираться с военными преступлениями, гарантированно доводя дела до суда. Если не до международного, то хотя бы до российского. В своё время по итогам грузинских военных преступлений, совершённых на территории Южной Осетии, следователи СКР собрали 500 томов доказательств – и ни одна судебная инстанция, в том числе и Международный уголовный суд (МУС), не приняла их к производству. Причина – инстанции действуют на основе Римского статута от 17 июля 1998 года, а Россия хоть и подписала данный статут, но не ратифицировала его. Ратификация не состоялась и позже, так что смысл нести в МУС материалы, собранные в Донецкой и Луганской народных республиках, также отсутствует. Но что мешает провести процесс у себя?
Во-вторых, в СКР заинтересованы дожать дела с беглыми банкирами и руководителями фондов. Веских причин как минимум две. Первая – на выведенные незаконным путём средства воротилы, засевшие за границей, финансируют политические и общественные структуры, добивающиеся насильственной смены власти в России. Вторая причина – народное недоумение, чтобы не сказать – недовольство. Тот же Минц уводит за рубеж средства негосударственного пенсионного фонда и размещает их на своих личных банковских счетах и счетах членов своей семьи, затем покупает билет на самолёт – и всё, конец фильма. Нет, не конец, полагают в СКР, и если Британия не намерена выдавать нам семейство Минца и его самого, то у России должна оставаться возможность сделать так, чтобы закон, так или иначе, восторжествовал. Следователи соберут доказательную базу, суд её изучит и вынесет приговор, а дальше – дальше пробьёт час экстерриториального правосудия в том виде, в котором к нему прибегают США и Израиль.
В 2014 году американские спецслужбы задержали на Мальдивах российского гражданина Романа Селезнёва по подозрению в кибермошенничестве, а затем на частном самолёте вывезли его в США. Задержание больше походило на похищение, ведь договора об экстрадиции между Штатами и Мальдивами нет. Судили россиянина уже в Штатах – суд присяжных признал его виновным в кибермошенничестве на 169 млн долларов. Напомним в этой связи, что Виктор Бут получил в США 25 лет тюрьмы лишь за намерение продать оружие колумбийской леворадикальной группировке. Если у них так, почему у нас должно быть как-то иначе?
Андрей Клишас, председатель комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству
– Принцип экстерриториальности применяется в тех случаях, когда территориальные пределы юрисдикции государства не позволяют достичь целей права. Но некоторыми государствами принцип экстерриториальности понимается очень расширительно – и в таких случаях государства выходят за рамки собственной юрисдикции. Речь в первую очередь о США. Пример реализации американцами экстерриториального права – одобрение Верховным судом США в апреле 2016 года поправок к Федеральным правилам производства по уголовным делам о санкционировании доступа к компьютерам, находящимся за пределами США. Вердикт Верховного суда в известной мере расходится с привычным толкованием 4-й поправки к конституции США, провозглашающей право граждан на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов. Американское понимание экстерриториальности опасно в том смысле, что оно нарушает суверенитет других государств.
«Как бороться с экстерриториальным правосудием?» – риторически вопрошал автор эссе о Селезнёве на сайте «РИА Новости». Но бороться-то нет никакого смысла, ибо борьба подразумевает возможность влияния на Вашингтон, а его у Москвы не так чтоб вагоны. Зато мы запросто можем «отзеркалить» – выкрасть, к примеру, с тех же Мальдив какого-нибудь американского хакера, скажем, за кибератаку на сайт нашего Минобороны. Раз заявления и протесты нашего МИДа на похищения граждан России систематически повисают в воздухе, значит, этот воздух следует перестать сотрясать бесполезными заявлениями, а перейти сразу к действиям, не так ли?
Идея об экстерриториальном правосудии не нова – по сути, Следственный комитет уже и так занимается этим много лет. Ещё в 2014 году СК начал массово возбуждать и расследовать дела по фактам событий в Донбассе. К настоящему времени таковых уже накопилось более 800 (по данным генпрокурора Игоря Краснова, более тысячи). Однако при этом не удаётся найти информации о том, какова судьба этих дел. Получилось ли установить конкретных виновных или в деле фигурируют «неустановленные лица»? Если установлены, то осуждены ли они заочно? Или эти дела приостановлены в связи с невозможностью установить место нахождения обвиняемых? В таком случае остаётся надеяться, что столь большая работа, на которую ушло гигантское количество сил и средств, когда-нибудь сможет быть доведена до логического конца.
Едва ли Бастрыкин упомянул о судебном отправлении экстерриториального правосудия ради красного словца – пока не прописаны новые правила, можно припомнить, как делалось раньше. У Советского Союза был немалый опыт такого рода: военных преступников, перебежчиков и тех, кто представлял угрозу Советскому государству, стремились выкрасть из-за границы и доставить в СССР на суд, как белогвардейского генерала Евгения Миллера. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Миллера к высшей мере, и его расстреляли. Случай не единичный, можно припомнить, как из Китая в 1927 году чекисты вывезли белых генералов Николая Денисова и Бориса Анненкова – их также судили и поставили к стенке. Если же выкрасть толком не получалось (как, например, генерала Александра Кутепова или атамана Александра Дутова), сотрудники советских спецслужб за границей ликвидировали таких без суда – имели на то полномочия. За подробностями отсылаем любопытных к мемуарам ветерана КГБ Павла Судоплатова. Скажете, слишком жестоко? Но разве американцы действуют как-то иначе?
Накануне в СКР сообщили, что следователям удалось установить причастность 220 военачальников ВСУ к военным преступлениям в Донбассе. В розыск пока объявлены 96 лиц, но это цветочки, ведь уголовных дел возбуждено больше 1300. Но что с этим делать дальше? Как их судить, на каком основании задерживать?
Всё же Россия намерена действовать строго в рамках международных правовых норм – для этого глава СКР и призывает «тщательно изучить вопрос либо о вхождении в состав какого-либо действующего суда, либо о создании нового международного судебного органа, уполномоченного рассматривать дела о воинских преступлениях». Что же касается беглых банкиров, то для их поимки за рубежом и отправления правосудия в соответствии с российским законодательством достаточно будет российского суда. Тут остаётся лишь отточить механизм доставки таких толстосумов на Родину. Впрочем, имеются варианты – к примеру, «деятельное раскаяние». Украл миллиард – верни три четверти в казну и спи спокойно. Если, конечно, не истратил часть украденного на финансирование каких-нибудь политических экстремистов, мечтающих раздробить Россию на части. Тут уж другой разговор пойдёт.
Новости по теме: "Сибантрацит", FESCO и дело Грудинина: 10 главных бизнес-конфликтов года
Необходимость принятия закона об экстерриториальном правосудии, что называется, здесь и сейчас может быть продиктована. Ежедневно мы имеем возможность наблюдать за тем, как украинская власть совершает военные преступления против своих же граждан, и уже не только в Донбассе. При этом военные преступники – граждане Украины, а события происходят на территории другого государства. Возникает юридическая коллизия для российского правосудия. Так вот, чтобы на законных основаниях расследовать преступления, совершённые киевским режимом, а впоследствии иметь возможность наказать преступников, и нужен закон, принятия которого добивается глава СКР. Иначе-то никак – на Украине никто из её граждан не документирует эти преступления, просто потому, что никто больше не рискует свободой и жизнью. Оппозиция в стране уничтожена, а бывший министр юстиции Елена Лукаш, многое делавшая для сбора и обнародования свидетельств преступлений киевского режима, вынуждена скрываться, как и многие её соратники.
Стоит упомянуть и о том, что преступления за границей, в которых фигурируют наши граждане – в качестве жертв, не очень-то и расследуются местными правоохранителями. Трагический пример – судьба съездившего на отдых в Турцию бывшего президента Крыма Юрия Мешкова, перенёсшего там инсульт, предположительно, в результате острого отравления и умершего по возвращении в Россию. Можно припомнить и то, как другие отдыхающие умирали от отравления некачественным алкоголем, и эти случаи не расследовались (не говоря уже о наказании виновных). Есть и другие преступления, которые традиционно не расследуются и явно требуют экстерриториального вмешательства, – повреждение грузов, к примеру, когда получить страховку или привлечь к ответственности каких-нибудь египтян в их стране не выходит.
