– Началось все с того, что у них в театре было совещание, где было сказано, что Минкульт настаивает на вакцинации сотрудников вплоть до увольнения. Для моего папы театр был важен очень: он проработал там больше сорока лет. И это при том, что параллельно он был кандидатом технических наук, закончил механико-математический факультет МГУ, занимался алгеброй и в юности участвовал, как многие, в художественной самодеятельности. В те времена на мехмате был свой праздник «День Пифагора», и мой папа играл самого первого Пифагора на факультете.
Его даже звал в свою труппу Юрий Завадский, но папа предпочел остаться в науке, защитил диссертацию. В 1982 году он пошел на спектакль знаменитого Студенческого театра МГУ, был в таком восторге, что попросил для себя роль – хотя бы «кушать подано». В итоге папу взяли вторым составом, потом он очень быстро перешел в первый и играл в спектакле «Счастливый неудачник». Днем работал в НИИ, а вечером играл в театре. И это было что-то невероятное, волшебное…
– Чувствуется, что ваш папа был очень счастливый человек. И прожил очень насыщенную жизнь. Что же предшествовало его болезни и кончины?
– Он испугался, когда услышал, что ветеранов хотят увольнять. Потому что весь прошлый год был для него крайне тяжелым: актеров 65+ заставили сидеть дома, их роли играли в гриме более молодые... Для профессионалов его поколения такое бездействие было невыносимо. Его друг и партнер по сцене Евгений Иванович Никулин в июне прошлого года умер на самоизоляции – от тромба. И в итоге осенью театр написал письмо наверх, что есть роли, в которых папа незаменим, и в порядке исключения ему разрешили вернуться на сцену. Но месяцы вынужденного «заключения» для него стали катастрофическими.
– Да, можно только представить, каково это, когда творческого человека отрывают от любимого дела.
– Когда он услышал, что будут увольнять непривитых актеров, он сразу же побежал в районную поликлинику, и его терапевт посоветовала ему сделать более щадящую прививку – для людей его возраста. Я сама все узнала постфактум и ничего бы все равно не смогла бы изменить. Папа все для себя решил быстро сам. На таком, я бы сказала, актерском кураже. Он ни с кем не посоветовался. Мама же была на даче.
– Когда он заболел?
– Дня через два он позвонил, сказал, что чувствует себя нормально. Он кайфовал, он реально кайфовал от того, что снова может быть на сцене... А на четвертый день примерно ему стало плохо. Полностью он слег на пятый.
СПЕКТАКЛЬ «НЕПОБЕДИМАЯ АРМАДА».
– Вторую дозу он не успел сделать?
– Нет.
– Странно, ваш папа, как я поняла, домоседом не был, пандемия длится уже полтора года – и все это время он не заболевал?
– Да, он не болел. Он проверялся на антитела и несколько раз делал ПЦР. Всегда все было отрицательным. Он был в прекрасной форме, вел здоровый образ жизни, занимался с мамой йогой...
– Это была крайняя необходимость – ложиться в больницу?
– На пятый день у него упала температура до нормальных значений, но при этом ухудшилась сатурация и была очень сильная слабость. Мы уже миллион раз пожалели о решении ложиться в больницу. Мама ведь тоже заразилась от папы, но она ложиться не стала.
– Она выздоровела?
– Да. У нее был очень боевой настрой.
– В больнице как-то проверяли возможную связь вакцинации с развитием заболевания?
– Вряд ли. Я вообще не знаю, что было в больнице. У нас совершенно не было связи с папой. Последний раз я слышала его голос, когда его забирали. Он отлежал в реанимации 2,5 недели. А я писала ему туда письма. Постоянно. Каждый день. Не только я, но и ребята из театра, и родственники. На деревню дедушке… потому что он все равно на них не отвечал.
Новости по теме: В Румынии певец умер в прямом эфире
– Почему письма? Почему не телефонный разговор?
– У него не было телефона. Телефон был под запретом. Мы получали информацию по вечерам через горячую линию два раза в день. Чтобы поговорить с самим доктором, надо было заказать разговор, мама говорила с ним, тот сказал, что состояние улучшается, и папе уже нужно в два раза меньше кислорода, чем при поступлении. И сейчас, когда в СМИ кто-то дает комментарии, что самочувствие папы ухудшалось, – это не так. Нам говорили, что у него была температура 36,6 и сатурация 96.
– А бытовые условия в больнице какие?
– Все было предельно строго и четко. Единственное, он не мог читать книги, разговаривать по телефону, сам подниматься в туалет, хотя силы у него были. Общаться с родными тоже не разрешали. Считалось по внутренним правилам, что это лучше для пациентов. Он просто лежал… Я думаю, его это угнетало. В реанимации по правилам круглые сутки горел свет. За неделю до смерти он выпросил телефон и сказал, что время тянется бесконечно. Мы рассматривали возможность перевести его в платную ковидную клинику. Но тут папа… умер.
– Что было написано в результатах вскрытия?
– Вскрытия не было. Официально он умер от коронавируса.
– Но где-то в документах было указано, что Юрий Матвеевич сделал прививку?
– Нет.
– А расследование?
– Расследования тоже не было. Я не уверена, что будут расследовать, что можно вообще на кого-то повлиять, чтобы этим занялись.. После прощания с папой в крематории я слушала невероятные слова о нем людей, которые его знали, которые с ним дружили, которые его любили… Мы с мамой до сих пор не можем понять: как же так случилось, он был здоровый и еще крепкий...
– Может, все-таки будет официальное расследование? Причинами массовой смерти семьи Колесниковых и ее связи с вакцинацией, например, вплотную занимается Росздрав.
– По папе полное молчание. Я думаю, что ничего не докажешь. Нам скажут, что прививка не повлияла, – и что? Мы с мамой выжаты. Максимум, на что способна, – это писать посты в Фейсбуке. Я не знаю, как еще можно бороться… Все эти дни живу как во сне. Я пишу посты в соцсети, потому что просто хочу выговориться, – и я знаю, что меня читают люди, которые любили папу.
Из поста Светланы Богдановой:
«… С тех пор, как папа умер, у меня в горле стала собираться какая-то паутина. И вот уже два дня я выхожу в лес или в поле, и пою в деревья, и ору в небо. Знаете, очень помогает. Конечно, потом закашливаюсь. Но словно бы верхний слой паутины сползает, и в итоге появляется голос.
Мне кажется, отличная практика. Вдруг кому нужно?”
