Сегодня из гомельской колонии №4 вышла на волю журналистка Катерина Борисевич.
Она была осуждена по делу о «ноль промилле» и провела в местах лишения свободы полгода. За два дня до истечения срока Катерину перевели в Гомель. Отсюда она отправится домой, в Минск.
Журналистку встречают несколько коллег и друзья. Она с довольным видом волочет по земле от ворот колонии клетчатую «челночную» сумку, там пожитки.
— Воняют. Надо бы выкинуть, — объясняет Катерина. И объявляет о первоочередных планах: — Кофе и сыр!
Позже, отъехав подальше от колонии, делится накопленными ощущениями. Собравшиеся вокруг нее при этом то и дело озираются на прибывший следом тонированный бус и штатские машины. Из которых, впрочем, никто не выходит. Воспоминания пока не систематизированы. Может, потом напишет книгу. Пока же на ней под курткой футболка с пришитой желтой биркой.
— Два этапа в наручниках, все как полагается. Я все время рапортовала так, — журналистка начинает тараторить: — «Борисевич Катерина Анатольевна, 1984 года рождения, осуждена по статье 178 УК, состою на профилактическом учете как склонная к экстремизму и иной деструктивной деятельности. Спальное место находится справа от двери».
Оказывается, «кровать справа от двери» — это не просто так. «Экстремисты» должны просматриваться через глазок.
— А в чем проявлялся твой экстремизм?
— Не знаю, мне не объясняли.
Уже за городом, остановившись на заправке, Катерина продолжает неугомонно таскаться со своей «тюремной» сумкой — нет подходящего мусорного бака. Попутно хвастается свитером, который натерпелся вместе с ней:
— В Стокгольме купила...
Новости по теме: Лукашенко готовит общественность к дубинкам
О ближайших планах
В первую очередь, рассказала Катерина, ей хочется обнять всех близких, поесть маминого борща и сырников и поехать в деревню заняться цветами.
— В колонии я была на карантине три дня, попросила себе хоть какую-то работу, чтобы делать хоть что-то, — мне сказали высаживать календулу и васильки. И я их пересаживала из одного ящика в другой — получила невероятное удовольствие, поэтому хочется поближе к природе, — улыбается Борисевич.
Что значит желтая нашивка на одежде?
Также у нее спросили, что означает желтая нашивка на ее одежде.
— Это просто [нашивка с указанием того], что я Борисевич, содержусь в колонии. На самом деле у меня была на эти три дня форма, как говорят, «зоновская»: достаточно симпатичное розовое платье в цветочки, пиджак, телогрейку мне даже дали — вдруг какое похолодание — и какие-то туфли, — ответила она.
Эта нашивка, по словам журналистки, не является отметкой того, что она «политическая» осужденная. Катерина говорит, что нашивала ее себе сама и это делается просто для обозначения.
О деле Tut.by
После выхода из колонии Катерина рассказала, что практически ничего не знает о произошедшем вчера с сотрудниками Tut.by.
— Я просто знаю, что были обыски, адвокат ко мне приезжал около трех часов дня, поэтому вообще ничего не знаю, ничего не читала, — сказала она.
Об отношении в местах лишения свободы
— Я не могу сказать, что ко мне было какое-то особое отношение. Сотрудники были подчеркнуто вежливы и корректны — отношение было таким же, как и к остальным обвиняемым либо заключенным. Но так как у меня была коричневая карточка (обозначает, что человека поставили на учет как склонного к экстремизму. — Прим. Onliner), из Жодино в Могилев меня этапировали в наручниках, так же я ехала и из Могилева в Гомель, — вспоминает журналистка.
Жизнь за решеткой — тяжелая?
Самое тяжелое, по словам Борисевич, — то, что она не может обнять своих близких. Также она, как некурящий человек, тяжело переносила табачный дым от сокамерниц.
— Я, наверное, на то и журналист, чтобы найти общий язык со всеми. Я нормально общалась и с теми, кто сидит за убийства, и за наркотики — мы даже вместе танцевали. С людьми у меня вообще проблем не возникало, хотя контингент совершенно разный: на «Володарке» он один, в Жодино — все совсем по-другому, но это те люди, которые тоже живут среди нас, — рассказала Катерина.
По ее словам, некоторые заключенные по «политическим» статьям ее узнавали.
— Мне кажется, я теперь научилась на все безумные вещи смотреть спокойно. Сказать, что меня кто-то там сломал или я стала другой, я не могу. Оказалось, что я очень сильный человек — это было приятно. Плакала я первый раз от радости, когда освободили уже на тот момент близкого мне человека. Еще потом плакала, когда Алла Шарко (программный директор «Пресс-клуба», сейчас находится в СИЗО. — Прим. Onliner) рисовала мне открытки с изображением деревни. В первый день [задержания], когда я, может быть, и хотела бы поплакать, но, увидев в камере студентов 19—20 лет, поняла, что это не мой вариант — я плакать точно не буду. Даже в тюрьме есть хорошие, иногда даже счастливые дни, — поделилась Катерина Борисевич. — Да, меня лишили свободы, но внутренняя свобода оставалась всегда.
Журналистка поблагодарила тех, кто поддерживал ее все это время.
Выходит, что за эти полгода журналистка побывала как минимум в пяти местах заключения. Изначально находилась в СИЗО КГБ, потом — в следственном изоляторе на улице Володарского в Минске, затем ее перевели в Жодино, оттуда за неделю до ожидаемого освобождения — в Могилев. Пятой точкой оказался Гомель: 17 мая, перед самым истечением срока, выяснилось, что Катерина уже в здешней женской колонии.
Судя по той информации, которая от нее доходила, сохраняла бодрость. Вчера, общаясь с адвокатом, удивлялась его рассказам о том, что происходит на воле. Но решила выяснять подробности, уже выйдя за ворота. Теперь ей предстоит как-то переварить непростую новостную повестку начиная с прошлого ноября.
(будет дополнено)
За что осудили?
После смерти Романа Бондаренко 12 ноября прошлого года СК сообщил, что у погибшего была алкогольная интоксикация. Вскоре в сети появились данные осмотров Романа. Анестезиолог Минской БСМП Артем Сорокин подтвердил журналистке Tut.by, что у Бондаренко не было алкоголя в крови. Позже в эфире СТВ заместитель генпрокурора Геннадий Дыско отметил, что алкоголь был найден в «других биологических жидкостях».
Был ли в крови алкоголь и нашлись ли подозреваемые? Важные вопросы по делу Романа Бондаренко
Вечером 19 ноября Борисевич и Сорокина задержали. На обоих завели уголовное дело за разглашение врачебной тайны, повлекшее тяжкие последствия (ч. 3 ст. 178 УК). В свою очередь родственники Бондаренко заявили, что не имеют претензий к журналистке и врачу. Мама Романа сама передала в СМИ результаты анализа на наличие алкоголя в крови. Там значится ноль промилле.
Первое заседание суда состоялось 19 февраля и по ходатайству гособвинителя Людмилы Иваненко было объявлено закрытым «во избежание разглашения медицинской тайны и данных предварительного расследования», а также потому, что «материалы дела содержат медицинские документы, в том числе ранее не публиковавшиеся».
Второго марта судья Московского района Минска Светлана Бондаренко приговорила Борисевич к 6 месяцам лишения свободы и штрафу 100 базовых (2,9 тысячи рублей). Тогда же анестезиолог Сорокин получил 2 года лишения свободы с отсрочкой на год.
В дальнейшем и обвинение, и защита Борисевич заявили апелляции. Одна сторона считала приговор недостаточно строгим, другая настаивала на невиновности журналистки. (Примечательно, что так и осталось неизвестно, сколько запрашивало обвинение.) В итоге изначальный приговор был оставлен в силе.
